«Популярность креационизма сильно преувеличена» Теория эволюции сегодня

12 февраля 2009 года исполнится 200 лет со дня рождения великого ученого Чарльза Дарвина. Дарвинисты пытаются добиться от ООН официального признания 12 февраля ежегодным Днем Дарвина, приурочив праздник также к тому, что уже 150 лет мир отстаивает и оспаривает теорию Дарвина, изложенную в 1859 году в труде «Происхождение видов путем естественного отбора».

Конечно, за полтора века изменилось достаточно много и в толковании дарвиновского открытия, и в самом эволюционизме. Но если Чарльз Дарвин не всё предугадал и в некоторых прогнозах мог ошибаться, то в целом он был прав, утверждая: «Чем больше мы познаем неизменные законы природы, тем всё более невероятными становятся для нас чудеса».

Тем не менее последователи креационизма продолжают отвергать теорию Дарвина, призывают себе на помощь ученых, создавая новое направление — научный креационизм, и учиняют всё новые и новые громкие скандалы.

Что такое дарвинизм сегодня, «Частный корреспондент» выяснял у Кирилла Юрьевича Еськова, старшего научного сотрудника Палеонтологического института РАН и писателя-фантаста:

— Если я правильно понимаю, то, о чем говорил Дарвин более 150 лет назад, и то, что утверждает эволюционная наука сегодня, — это не одно и то же. Есть серьезные различия? В чем они заключаются?
— В середине XIX века, когда Дарвин опубликовал «Происхождение видов путем эволюции на основе естественного отбора», биология не имела еще ни малейшего представления о материальных основах наследственности: не знали, что наследственная информация, передаваемая от предков к потомкам, состоит из дискретных единиц (генов), не говоря уже о ДНК! Именно поэтому простенький вроде бы, «детский» вопрос (впервые сформулированный Флемингом Дженкином) — почему новоприобретенный полезный признак не «растворяется» постепенно в чреде последующих поколений? — преследовал Дарвина как «кошмар Дженкина» до конца его жизни. Вопрос был корректно разрешен лишь полвека спустя, уже в рамках пришедшей на смену классическому дарвинизму синтетической теории эволюции (СТЭ).

— А в чем отличие синтетической теории эволюции и теории Дарвина?
— СТЭ возникла в 1920—1930-е годы именно как синтез дарвинизма и генетики. Она, в отличие от классического дарвинизма, считает объектом естественного отбора генотип организма, а не его внешние признаки, а элементарной единицей эволюционного процесса — популяцию, а не отдельную особь. Соответственно, все закономерности, которыми она оперирует, носят вероятностный, статистический характер. В дальнейшем СТЭ в свою очередь подверглась модификациям. Например, в рамках возникшей в 1970-е годы теории прерывистого равновесия было показано, что эволюционный процесс не равномерен во времени, как предполагал Дарвин, а является чередованием кратких периодов морфологических скачков и длительных периодов стазиса, когда с организмом не происходит сколь-нибудь существенных изменений.

— Какие из открытий ХХ века помогли бы Дарвину? Какие из них вызвали бы у него удивление?
— Как ни странно, Дарвину больше помогли бы не биологи, а физики. Дело в том, что во второй половине XIX века физики, занимавшиеся термодинамикой, вывели два закона, казавшиеся весьма «неприятными» для биологов. Второй закон термодинамики устанавливает, что энтропия (количественная мера беспорядка) с течением времени лишь возрастает, а вытекающий из него принцип порядка Больцмана утверждает невозможность самопроизвольного перехода системы от менее упорядоченного состояния к более упорядоченному. Интересно, что Людвиг Больцман предпринял свое исследование именно с целью дать строгое физическое обоснование дарвиновской модели прогрессивной эволюции, которую он считал одним из величайших научных обобщений своего времени. Известно его высказывание: «XIX век — это век Дарвина».

Эта дилемма — могут ли и Больцман, и Дарвин быть правы одновременно? — была разрешена в 1950—1960-е годы, когда Илья Пригожин создал новое направление в термодинамике — неравновесную термодинамику. Классическая, больцмановская, термодинамика XIX века имела дело лишь с замкнутыми системами (не обменивающимися энергией с внешней средой), находящимися в состоянии, близком к термодинамическому равновесию. А открытые системы, использующие внешний источник энергии и пребывающие при этом в состоянии, далеком от равновесия (как лосось, неподвижно стоящий на перекате в стремительно несущемся навстречу потоке), ведут себя принципиально иначе.

Рассеивая энергию, получаемую из внешнего источника, эти открытые системы способны, при ряде условий, повышать свою внутреннюю организованность. Особое значение в этих процессах имеют флуктуации: именно на стабилизацию таких маловероятных отклонений и расходуется энергия. Как пишет Пригожин, «старая проблема происхождения жизни предстает в новом свете. Заведомо ясно, что жизнь несовместима с принципом порядка Больцмана, но не противоречит тому типу поведения, который устанавливается в сильно неравновесных условиях».

Любопытно, что один из создателей неравновесной термодинамики, нобелевский лауреат Манфред Эйген, успешно приложивший дарвиновский принцип естественного отбора к «поведению» изучаемых им химических автокаталитических циклов, написал впоследствии: «Дарвин был прежде всего великим физиком!»

— А в чем Дарвин оказался неправ?
— Дарвин, как я уже говорил, не догадывался, как и все современные ему биологи, о дискретном характере наследственности. Поэтому он, пытаясь уйти от «кошмара Дженкина», вынужден был предположить наследование благоприобретенных признаков. Ошибочность этого положения была впоследствии твердо установлена Вейсманом. Самое обидное, что решение этой головоломки Дарвин в буквальном смысле слова держал в руках — в виде присланной ему книги Менделя. Но вот ведь — не оценил! Как, впрочем, и всё тогдашнее научное сообщество. Работа Менделя осталась практически незамеченной, о ней вспомнили лишь 40 лет спустя, когда выявленные им закономерности наследования были уже независимо переоткрыты одним из основоположников современной генетики — Де Фризом.

Кроме того, Дарвин явно переоценил «плавность» эволюционного процесса и отсутствие в нем сколь-нибудь резких скачков. В результате ему пришлось объяснять редкость так называемых переходных форм одной лишь неполнотой палеонтологической летописи. Лишь относительно недавно в рамках теории прерывистого равновесия стало ясно, что пресловутая редкость переходных форм — явление вполне объективное, вызванное неравномерностью эволюционного процесса.

 

Как бы то ни было, принципиальных ошибок в построениях Дарвина за полтора века не обнаружилось и его основополагающая триада (наследственность — изменчивость — отбор), необходимая и достаточная для возникновения прогрессивного усложнения системы, остается в неприкосновенности. Особо следует отметить то, что в последней главе своей книги Дарвин честно и четко перечислил вопросы, на которые его теория при тогдашнем уровне знаний не давала ответа. Замечательный образец научной честности.

— Почему, несмотря на большое количество доказательств справедливости теории эволюции, в последнее время столь популярен креационизм? Низкий уровень образованности? Религиозный пиар?
— Процитирую тут речь академика А.А. Зализняка на церемонии вручения ему премии Александра Солженицына: «Мне хотелось бы высказаться в защиту двух простейших идей, которые прежде считались очевидными и даже просто банальными, а теперь звучат очень немодно: 1) истина существует, и целью науки является ее поиск, 2) в любом обсуждаемом вопросе профессионал (если он действительно профессионал, а не просто носитель казенных титулов) в нормальном случае более прав, чем дилетант.

Им противостоят положения, ныне гораздо более модные: 1) истины не существует, существует лишь множество мнений (или, говоря языком постмодернизма, множество текстов), 2) по любому вопросу ничье мнение не весит больше, чем мнение кого-то иного. Девочка-пятиклассница имеет мнение, что Дарвин неправ, и хороший тон состоит в том, чтобы подавать этот факт как серьезный вызов биологической науке».

Как принято писать в интернете, ППКС (подписываюсь под каждым словом.— Ред.). Я это к тому веду, что популярность креационизма, по моим впечатлениям, сильно преувеличивается журналистами. Которые, как и во многих других случаях, сперва бездумно пиарят различные формы девиантного поведения, создавая иллюзию массовости его проявлений, а потом сами же становятся жертвой этой иллюзии, перешедшей в ранг общественного стереотипа.

 

— Делал ли Дарвин прогнозы того, как будет происходить эволюция дальше? — Кое-какие прогнозы на будущее он действительно делал. Ну, например, в «Происхождении человека» писал, что в будущем у человека произойдет укорочение зубного ряда за счет исчезновения зубов мудрости. Судя по всему, так оно и есть. Но это как раз не слишком интересно.

Важнее другое. Дарвин в своих работах сделал целый ряд проверяемых предсказаний, которые блестяще подтвердились. Это и является диагностическим признаком науки. Так, например, он предсказал существование вымерших переходных форм между человеком и обезьяной. Напомню, что в момент написания «Происхождения человека» никакие питекантропы, австралопитеки и пр. еще и близко не были открыты. Дарвин обратил внимание на странность того факта, что в геологических слоях, предшествующих кембрию, отсутствуют многоклеточные организмы (которые были-таки найдены в докембрийских слоях в середине ХХ века).

Источник: http://www.chaskor.ru/article/kirill_eskov_populyarnost_kreatsionizma_silno_preuvelichena_3036 Категория: Естествознание |
Автор: Кирилл Есков
Источник: chaskor.ru/article/kirill_eskov_populyarnost_kreatsionizma_silno_preuvelichena_3036